Читать книгу "Змеи. Гнев божий  - Ольга Миклашевская"

Как-то утром Иван ехал через лес на своей старой телеге, и скрип колес вместе с мерным цокотом копыт успокаивали нервы. У Ивана оставалось еще несколько благословенных часов до того времени, как детвора набросится на него, как клещи на псину, и повиснут в ожидании внимания и подарков. Он и правда купил им пару пряников с яблочным повидлом, но вся остальная вырученная на ярмарке сумма была надежно припрятана в сапоге, хоть сидеть так было и неудобно.

Иван задумался о чем-то своем, когда мимо уха просвистела первая стрела. Он, может, и не заметил бы ее вовсе – подумал, что птица пролетела, – если бы конь не взбунтовался. Рыжик задергался и запыхтел, чувствуя исходящую из пушистых еловых веток опасность.

Когда в его сторону полетела вторая стрела, Иван уже был готов. Тело его уже было довольно неповоротливым в силу возраста, но кое-какую прыткость еще сохранило в память о былых летах.

– Кто такой? – закричал Иван в пустоту. – А ну яви свое лицо!

Голос почти не дрожал, но внутри Ивана все тряслось. Больше всего на свете, больше смерти он боялся, что это разбойники, которые хотят поживиться его деньгами. Лучше не явиться домой совсем, чем явиться с пустыми руками и наткнуться на чугунную сковороду строптивой жены.

К счастью, незнакомец оказался один. Он был одет в длинный зеленый плащ, скрепленный блестящей позолоченной брошью в виде листьев. Он выглядел совсем не так, как обычные лесные разбойники, а скорее как заблудившийся в лесу цесаревич, что, конечно, давало некую надежду. Только разве что направленный на Ивана лук не давал успокоиться окончательно.

Иван изо всех сил натянул вожжи, останавливая повозку и в то же время безуспешно пытаясь успокоить коня. Тот все равно беспокойно дергал хвостом то влево, то вправо и очень грузно дышал.

– Назовись, – вновь потребовал Иван, и незнакомец в ответ расхохотался.

– Боюсь, ты не в том положении, чтобы ставить мне условия, маленький человечек, – сказал мужчина и в подтверждение своих слов лук не опустил. – Давай сюда свои звонкие монетки. Я знаю, что ты прячешь их в правом сапоге.

Иван замер, не в силах вновь посмотреть на человека в плаще. Все-таки разбойник! Теперь уже не важно, выйдет ли он живым из этой передряги, потому что его главное сокровище окажется в грязных ручонках этого самодовольного мужлана.

– Зачем тебе? – наконец собрался с духом Иван. – Судя по твоему умытому лицу, чего-чего, а денег у тебя хоть отбавляй.

Незнакомец собрался было присвистнуть, но в какой-то момент передумал.

– Ты не понимаешь удовольствия от такой забавной вещицы, как вооруженный грабеж, крестьянин. Для тебя это все равно что играть в камешки со своим младшим сыном.

По спине Ивана пробежал холодок. Кто этот человек, что он знает про его детей?

– Возьми что-нибудь другое… – отчаянно залепетал Иван. – Что хочешь возьми!

– Ну уж нет, – губы разбойника растянулись в еще более широкую улыбку, – так мне не по нраву. Доставай денежки – и поживее!

Сапог будто прилип к вспотевшей за время долгой езды ступне и отчаянно отказывался подчиняться дрожащим пальцам хозяина.

– Если только… – негромко начал разбойник.

Иван тут же оживился и со всей силой ухватился за ускользающий хвост надежды.

– Если только что?

– Если только ты не знаешь какого-нибудь простофилю, у которого побольше деньжат и поменьше мозгов.

Он играл с ним, Иван это прекрасно понимал, но все равно не мог не клюнуть на этого жирного заманчиво извивающегося червяка.

– Есть. Есть один, – затараторил Иван.

– И кто же?

Светлые разбойничьи глаза озорно заблестели. Он даже немного приспустил лук, что только придало Ивану сил.

– Илюшка Муромский, конечно.

Бородач прищурился.

– И кто такой этот твой Илюшка?

– А, дурачок наш местный! Мнит себя божьим слугой, каждый день принимает у себя с десяток страждущих, готовых отдать ему последнюю рубаху, лишь бы помог. Так что спит Илюшка на сундуке с золотом, матерью клянусь.

С матерью у Ивана никаких особых отношений не было, потому что Иван был сиротой и воспитала его тетка с отцовской стороны. Но незнакомец об этом, конечно же, не знал. Или Иван думал, что не знал.

Теперь наконечник стрелы смотрел прямо в землю, и у Ивана отлегло от сердца. Кажется, пронесло.

– Говоришь, божий слуга?

– Да какая разница, кем он там себя называет, – принялся уверять разбойника Иван, опасаясь, что тот передумает, если узнает о нечеловеческой силе Ильи. – Главное, что монет у него столько, что ими можно полы дворца царя-батюшки выстелить!

Только вот мужчину, судя по всему, заинтересовало кое-что совсем другое.

– С чего это беднякам отдавать ему последнюю рубаху?

Иван уже готов был собственноручно оттяпать себе язык за то, что ляпнул про это. Лучше бы просто рассказал про деньгу – и дело с концом.

– Да так, проходимец он… Обманщик! Народ думает, он их детей, жен и мужей на ноги поднимет, но, конечно, никаких чудес он еще не сотворил. Только вот ты поди их пойми, отчаявшихся.

Среди всех этих отчаявшихся Иван сейчас чувствовал себя самым обезумевшим.

– Давай указывай дорогу, – приказал вмиг посерьезневший разбойник.

Он без спросу полез на подводу, и совсем скоро Иван почувствовал упирающееся в спину холодное лезвие.

Что поделать, пришлось ехать.

Так началось противостояние человека и чудовища, в котором не было ясно, кто из них был человеком, а кто чудовищем. Соловей-разбойник, гроза зазевавшихся путников, вдруг стал спасителем для жителей села, в котором Илья сначала был калекой, затем благословленным богами, а после – проклятым из-за чрезмерной гордыни.

Они боролись днями и ночами. Когда сломались их мечи, в ход пошла домашняя утварь, а когда и от той остались лишь щепки да обломки, настало время для крепких мужских кулаков.

Люди боялись подступиться к избе Муромских. Все бросили свои занятия и, дрожа, прятались по домам в ожидании развязки этой нешуточной битвы.

На третий день из дома появился один из противников. Кто именно из них это был, понять было сложно, потому что лицо мужчины скорее напоминало густо сваренную кашу из кожи, крови и костей. Были бы у этого существа губы, он бы сплюнул кровь на зеленую траву, но реальность оказалась более прозаичной, и Соловей – а это был именно он – медленно поковылял обратно в сторону леса.

Теперь, во всяком случае, он знал, что делать: отправиться к отцу, созвать совет и упечь мужлана за решетку, пока тот не успел наломать еще больше дров.

Был ли Соловей зол на попавшегося ему на пути пчеловода за обман? Сейчас уже не сказать. Память притупилась, дурное забылось, как забылось и хорошее, и в голове остался только образ единственного смертного, которого Соловью-разбойнику никогда не одолеть. И на то была воля богов, и то было его личной карой в мире, где он больше не знал, что он должен делать.